Menu Close

Дикая природа и коррупция: как Казахстан теряет балобанов

Сокол балобан — редкий обитатель дикой природы Казахстана, который уже несколько десятилетий находится под угрозой уничтожения. Основная причина — браконьерский отлов и вывоз из Казахстана. Невозможно сказать точно, сколько балобанов обитает сейчас в Казахстане — подсчёты проводятся нерегулярно и точечно. Но тенденцию проследить можно.

Если в 1990 году на территории нашей страны насчитывалось около 5000 гнездящихся пар, то по самым оптимистичным оценкам орнитологов в 2015 году численность балобана сократилась до 1500 пар. На сегодня, по мнению экспертов, сотрудничающих с Центром изучения и сохранения биоразнообразия, их может быть не более 500. То есть за последние 33 года казахстанская популяция балобана уменьшилась как минимум в 10 раз. И, скорее всего, продолжает сокращаться. Это происходит несмотря на то, что вид охраняется Красной книгой Казахстана и Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (СИТЕС).

Международное сообщество признало, что основная причина сокращения численности балобана — его изъятие для нужд соколиной охоты. В Казахстане за незаконное обращение с соколом балобаном можно лишиться свободы на срок до 12 лет. Но несмотря на перспективу сурового наказания, этот незаконный промысел продолжает процветать. Ведь в странах Персидского залива за одну особь можно получить столько, сколько в среднем один казахстанец зарабатывает за 10 лет.

Я поговорила с директором общественного фонда “Центр изучения и сохранения биоразнообразия РК” и членом Общественного совета при Минэкологии Нурланом Онгарбаевым о том, что нам известно о промысле казахстанским балобаном и как сохранить это природное и культурное достояние страны.

Беседовала Алия Веделих специально для Ecostan News. Интервью проведено 22 марта 2023 года и обновлено 17 мая 2023 года.

Нурлан Онгарбаев, директор общественного фонда “Центр изучения и сохранения биоразнообразия РК” и член Общественного совета при Министерстве экологии и природных ресурсов Казахстана

Алия Веделих (АВ): Нурлан, я ознакомилась с вашим анализом коррупционных рисков (скачать pdf) в сфере незаконного оборота сокола балобана в Казахстане. Спасибо за эту возможность. В нём говорится, что наше правительство начало устанавливать официальные квоты на отлов балобана в 2000 году.

Я нашла это постановление, с которого началась выдача правительственных разрешений на отлов балобанов высокопоставленным лицам из стран Персидского залива. Тогда правительство разрешило принцу из Саудовской Аравии отлов и вывоз 10 молодых балобанов. Подобное постановление было и в 2001 году: уже трём титулованным лицам из Саудовской Аравии и Кувейта на отлов и вывоз 40 балобанов. За последующие годы я таких постановлений в информационно-правовой системе “Әділет” не нашла. У вас есть информация или предположения о том, как всё развивалось дальше? Эти квоты существуют до сих пор?

Нурлан Онгарбаев (НО): На самом деле, по балобану уже давно нет практики выдачи квот. При этом представители королевских семей из арабских стран получают квоты на соколиную охоту на дрофу-красотку. Это — тоже краснокнижный вид, на который они хотят охотиться, и наше правительство разрешает им это делать в порядке специального постановления. Сумма, которую арабские принцы платят за отстрел каждой дрофы-красотки, — почти в три раза меньше, чем устанавливает министерский приказ о возмещении вреда, причинённом нарушением законодательства в области животного мира. 260 МРП (или 796 380 тенге в 2023 году) вместо 700 МРП (или 2 415 000 тенге). Насколько я знаю, практику выдачи квот для отлова балобана на территории Казахстана наше правительство возобновлять не планирует.

Сумма, которую арабские принцы платят за отстрел каждой дрофы-красотки, — почти в три раза меньше, чем устанавливает министерский приказ о возмещении вреда, причинённом нарушением законодательства в области животного мира.

Но основной ущерб идёт не от королевских семей из стран Персидского залива, хотя их спрос на балобана внутри своих стран, конечно, стимулирует незаконный вылов в Казахстане. Есть большое количество влиятельных арабских семей, которые не имеют присутствия в Казахстане, им наше правительство не выделило специальных земель для охоты. К примеру, в Катаре есть могущественные семьи и представители соколиного сообщества, которые хотели бы иметь возможность охотиться в Казахстане.

В 2001 году было спецпостановление “Об органиации государственных заповедных зон республиканского значения”. Это специальная форма управления, созданная, фактически для охотников из арабских стран. Ландшафт большинства таких зон представляет собой равнинные участки, идеально подходящие для охоты на дрофу-красотку. Там созданы условия для того, чтобы высокопоставленные гости охотились со своими балобанами на красотку. Говорят — и это неофициальная информация, что охотятся и на других птиц, и не только с балобаном, но с огнестрельным оружием.

Спрос на диколовленного балобана в странах Персидского залива большой, и это, как я уже говорил, стимулирует нелегальное изъятие этого сокола из дикой природы Казахстана. Из-за того, что эти страны не обеспечили прозрачность ввоза, а Казахстан не смог наладить подобающий контроль за вывозом, наша популяция балобана сильно пострадала и почти схлопнулась. По нашим предположениям, в отдельные годы из Казахстана незаконно вывозилось до 1000 балобанов.

Из-за того, что эти страны не обеспечили прозрачность ввоза, а Казахстан не смог наладить подобающий контроль за вывозом, наша популяция балобана сильно пострадала и почти схлопнулась.

Особенно велик спрос на балобана в Саудовской Аравии, ОАЭ и Катаре. В Катаре, насколько я понимаю, до сих пор разрешена торговля этим видом: там есть официальные рынки, где можно покупать птиц как из питомников, так и, при желании, нелегального происхождения. В Саудовской Аравии предпочитают, в силу местных культурных традиций, использовать для охоты диколовленных птиц. В более продвинутых ОАЭ, где к соколиной охоте в последнее время всё больше относятся как к спорту, балобанов готовы выращивать в питомниках.

Балобан на продажу, выставка в Катаре, 2019 г. (с) Н. Онгарбаев

АВ: За официальными разрешениями на соколиную охоту на дрофу-красотку стоят, наверняка, большие деньги. У общественности есть доступ к информации о том, какие суммы оставляют в Казахстане высокопоставленные охотники и на что они расходуются?

НО: Насколько я понимаю, эти платежи не относятся к госбюджету. Но информация о том, как платятся суммы, куда и сколько, а самое главное, как этим суммы расходуются получающим их Охотзоопромом, который является государственным казённым предприятием, — это закрытая информация. В 2019 году со стороны Охотзоопрома была мощная информационная кампания про то, что за 15 лет арабские шейхи выделили Казахстану 60 млн долларов за сохранение дрофу-красотки. Финансовые отчёты нам никто не показывал, но эксперты, с которыми мы сотрудничаем, возможность такой суммы подтверждают. Если Охотзоопром публично заявляет, то, думаю, эти 60 млн долларов действительно были. Как нам рассказывали сотрудники Комитета лесного хозяйства и животного мира и местные охотники, эти деньги шли на оборудование и технику для Охотзоопрома, чтобы те могли охранять, в первую очередь, сайгу и отведённые для неё заповедные зоны.

Я на последнем заседании комиссии (Комиссия по лесному, рыбному хозяйству и животному миру Общественного совета при Министерстве экологии и природных ресурсов РК — прим. ред.) попросил Охотзоопром отчитаться за полученные в период с 2001 по 2022 годы средства. Мне ответили, что вся эта информация закрытая. Ещё когда я отправлял свои первые запросы, ответственные госорганы всегда отказывали в предоставлении такой информации, ссылаясь на какое-то соглашение между Правительством Казахстана и арабским фондом. Когда я просил показать это соглашение, мне отвечали, что, мол, засекреченная информация, показать не можем. На заседании Общественного совета я спросил, утвердил ли это соглашение Мажилис, раз оно международное. Мне ответили, что нет, Мажилис не утверждал. То есть это какая-то непонятная форма сотрудничества, которую они или не хотят, или боятся раскрывать. Я допускаю, что не все деньги идут на охрану природы. Потому что иначе непонятно, почему они так переживают.

Я на последнем заседании комиссии попросил Охотзоопром отчитаться за полученные в период с 2001 по 2022 годы средства. Мне ответили, что вся эта информация закрытая.

В кулуарах мне сказали, что в этих суммах денег на охрану балобана нет. Есть на сохранение дрофы, на оснащение Охотзоопрома. То есть для сохранения балобана, возможно, ничего и не делается. Поэтому на одной из последних встреч Общественного совета я сделал запрос относительно того, что же делается в Казахстане для сохранения балобана.

Мы много раз объясняли Комитету лесного хозяйства и животного мира, что они могут склонить своих арабских партнёров помочь в восстановлении популяции балобана в Казахстане. Когда министром экологии был Мирзагалиев, он давал такое поручение — сделать план мероприятий для этого. Оно не было исполнено. Потом министром стал Брекешев — тоже без движения. На последней встрече, которая прошла 28 февраля с министром Сулейменовой, я тоже поднял этот вопрос — она поддержала. Правда, протокол заседания она до сих пор не подписала.


Дополнения от редакции от 17 мая 2023 года:

На момент публикации интервью протокол уже подписан. Министр дала получение одному из вице-министров и Комитету лесного и охотничьего хозяйства проанализировать программы выпусков балобана и сапсана, обеспечить участие независимых экспертов при выпуске птиц и разработать план по восстановлению численности балобана. Комментарий от Нурлана Онгарбаева: «Вопрос обрезан, но суть осталась. Вслед за этим мы направили министерству свои предложения, в виде проекта такого плана. На 17 мая 2023 года обратной связи по этому вопросу от министерства нет.»

Практика выпусков пока тоже не изменилась. Как сообщает Нурлан Онгарбаев, на прошлой неделе работники Охотзоопрома, Карагандинской областной территориальной инспекции лесного хозяйства и животного мира, Института зоологии и Международного фонда охраны дрофы-красотки выпустили на территории Карагандинской области более 50 соколов (23 сапсана и 29 балобанов). Вопреки обещаниям министра, что такое будет происходить с уведомлением и приглашением членов Общественного совета, участие независимых экспертов обеспечено не было.


Мы хотим сейчас подготовить серию запросов: в Комитет правовой статистики Генеральной прокуратуры, в КНБ, в другие ответственные органы. Задать все наши неудобные вопросы и получить официальную информацию… Надеюсь, что наша общественная работа всё-таки притормаживает какие-то нелегальные вещи. Если раньше дельцы могли без оглядки на общественность проворачивать свои грязные дела, то сейчас наша активность даёт им понять, что общественность в курсе и наблюдает. Мы хотим создать как можно больше препонов для браконьеров на балобанов и добиться того, чтобы уже в ближайшем будущем вывозить балобанов стало очень и очень затруднительно.

Вообще Охотзоопром — республиканское государственное коммунальное предприятие. Может ли оно финансироваться из частных иностранных источников, я не знаю. Я не изучал законодательные нормы в этом отношении. Но, как мне кажется, подведомственная организация госоргана, к тому же обеспечивающая национальную безопасность в контексте охраны животного мира, должна финансироваться исключительно из бюджета или такое финансирование должно быть исключительно прозрачным. Иначе это уже не госорган. Охотзоопром прикрывается тем, что в сотрудничестве с Международным фондом по сохранению дрофы-красотки, выпускают балобанов в дикую природу Казахстана.

Мы хотим создать как можно больше препонов для браконьеров на балобанов и добиться того, чтобы уже в ближайшем будущем вывозить балобанов стало очень и очень затруднительно.

Но эти выпуски бесполезны, а может даже и вредны. Ведь при выпусках не учитывается много нюансов, связанных с биологией этого вида. Эти птицы могут быть больными, могут не остаться в Казахстане на гнездование, так как их “GPS” (сформированный стереотип гнездования) настроен на другую “систему координат”. То есть они не создадут у нас потомство и, более того, при запечатлении образа человека как своего вида — что часто можно встретить у птиц из питомников — могут нападать на представителей своего же вида.

Выпуск балобанов, декабрь 2021 (с) А. Коваленко

Мы просили у Охотзоопрома статистику по выживаемости выпускаемых птиц. Они раза с пятого предоставили нам её. Очень обтекаемый ответ. Международные эксперты по хищным птицам подтвердили, что это абсолютно неинформативный отчёт.

Я попробовал обратиться за информацией по выпускам балобанов к человеку, который представляет интересы группы шейхов в Южном Казахстане. Но получил от него отказ, который был аргументирован тем, что “шейхи не разрешили”. То есть я, гражданин Казахстана и член Общественного совета при Минэкологии, получил отказ получить экологическую информацию на территории своей страны по сути от шейхов – граждан другой страны.

АВ: Официальная международная торговля балобаном регулируется СИТЕСом. Я посмотрела, какие экспортные квоты по балобану для Казахстана устанавливал СИТЕС, и с 2011 года они по нулям. Причём не указывается, что это нулевая экспортная квота (как в случае с сайгой) — в примечаниях значится “живые, изъятые из природы” или “живые, дикие особи”. Но при этом везде нули. Как это можно объяснить?

НО: Не могу сказать точно. Знаю лишь то, что балобаны завозятся к нам для охоты и потом вывозятся. Статистики этой у нас, общественников, нет. Но официальное движение балобанов точно есть, их ежегодно завозят и вывозят, некоторых выпускают в природу.

В Казахстане есть как минимум три питомника: Сункар, Миллениум и Самрук. По второму питомнику информация закрытая: у них очень непрозрачные передвижения соколов. Они их привозят и потом якобы их же вывозят. Для чего — непонятно. Про третий я слышал по неофициальным каналам — говорят, что он финансируется катарцами и фактически управляется ими. Но, конечно, эту информацию нужно проверять — я упоминаю об этом лишь потому, что всё это наши потенциальные слабые точки. Коллеги в ходе рабочих обсуждений по балобану высказали такое опасение, что под видом вывоза ранее завезённых соколов могут вывозиться и другие особи. Поэтому нужно тщательно отслеживать деятельность этих питомников.

Мы можем ещё раз вынести вопрос по балобану на заседание Общественного совета. Если действительно есть несоответствие между декларируемыми и реальными цифрами, то надо уточнить, в чём причина. Может быть мы по-разному понимаем какие-то моменты, связанные с официальным вывозом балобана из Казахстана.

Коллеги в ходе рабочих обсуждений по балобану высказали такое опасение, что под видом вывоза ранее завезённых соколов могут вывозиться и другие особи. Поэтому нужно тщательно отслеживать деятельность этих питомников.

Проблема ещё в том, что в наших двух органах СИТЕСа (в Комитете лесного хозяйства и животного мира как административном и в Институте зоологии как научном) нет ни одного специалиста по балобану. В Институте зоологии долгое время такой эксперт был, но сейчас он там уже не работает. Я сам не орнитолог и не хочу ничего плохого говорить про представителей этой благородной профессии. Но, боюсь, что не многие орнитологи, которые не специализируются именно на хищных птицах, отличат молодого сокола-сапсана от сокола-балобана. При этом, как показывает практика, орнитологи из Института зоологии редко выезжают на очный осмотр птиц при задержаниях или выпусках.

Когда мы начали поднимать этот вопрос на заседаниях Общественного совета при Минэкологии, только тогда заметили подвижки в этом вопросе. На свои выпуски Охотзоопром и Комитет лесного хозяйства и животного мира начали приглашать как представителей Института зоологии, так и независимых экспертов, и наконец-то начали проводить фотографирование выпускаемых птиц.

Напомню, что вся “тема с арабами” у нас всегда ассоциировалась с первым на тот момент лицом государства (имеется в виду Нурсултан Назарбаев — прим. ред.). Было известно о его дружеских отношениях со многими членами с королевских семей. И вовлечённые в этот бизнес лица всегда злоупотребляли этим. Они пользовались тем, что эта тема была практически табуированной: никто не мог и не хотел задавать лишние вопросы. Как мне рассказывали, доходило до того, что, вот, приходят бумаги, нужно документы оформить… И раньше  это было намного легче сделать: и биологические обоснования такие, какие нужны были перевозчикам, согласовывались быстро. Есть большой риск того, что эти сомнительные лица адаптировались под новые политические условия и продолжают использовать имеющиеся у них административные ресурсы для продвижения своего незаконного промысла.

Они пользовались тем, что эта тема была практически табуированной: никто не мог и не хотел задавать лишние вопросы.

Сейчас, когда мы поднимаем шум, в Институте зоологии начали к этому серьёзнее относиться. А ещё пришёл новый руководитель, Ященко Роман Васильевич, он более ответственно смотрит на эти вопросы нежели предыдущее руководство института. Поэтому есть надежда, что именно как административный орган СИТЕС они будут отрабатывать больше и лучше.

АВ: У нас очень ограниченные сведения о том, сколько балобанов конфискуется у незаконных ловцов и перевозчиков при попытке вывоза с территории Казахстана. Ваша организация проанализировала сообщения СМИ о подобных фактах. Если ориентироваться по ним, то с августа 2010 года по октябрь 2022 года было конфисковано 75 нелегально добытых живых балобанов. По оценкам российского WWF, с территории стран СНГ ежегодно вывозится около 300 балобанов, или в 10 раз больше официально изымаемых контробандных соколов. Как думаете, сколько примерно птиц вывозится из Казахстана незамеченными или в рамках коррупционных схем?

НО: В это анализе мы не претендуем на полноту данных. Не уверен, что у нас вообще когда-нибудь будет возможность узнать точное количество вылавливаемых птиц. МСОП определяет объём нелегального импорта в арабские страны, ориентируясь на количество птиц, поступающих в соколинные клиники. Но вот откуда именно они прибывают – из Казахстана, России, Монголии или ещё откуда-то – такой детализации в оценках МСОП, по-моему, не было.

Бутик по продаже соколов, Катар (с) Н. Онгарбаев

Но мы никогда не ставили перед собой такую задачу: посчитать досконально. Потому что здесь нужны оперативные данные, а у нас нет ни полномочий, ни компетенции их собирать. Но я не сторонник оцифровывать эти данные. Потому что сам факт того, что у нас ежегодно совершаются как минимум попытки их перевести через границу, говорит о том, что схема работает. Понятно, что сейчас уже не в таких масштабах, как в 2000-х годах, когда в год вывозили до тысячи птиц.

Сам факт того, что у нас ежегодно совершаются как минимум попытки их перевести через границу, говорит о том, что схема работает. Понятно, что сейчас уже не в таких масштабах, как в 2000-х годах, когда в год вывозили до тысячи птиц.

АВ: Тот факт, что балобаны продолжают незаконно вывозиться из Казахстана и мы в целом мало знаем о том, каковы масштабы это промысла, говорит нам о том, что в Казахстане, скорее всего, под него создана серьёзная коррупционная схема. На этапах разведки территории, отлова птиц, передержки и вывоза в неё могут быть вовлечены сотрудники всевозможных организаций, в том числе тех, которые вообще-то должны заниматься охраной дикой природы. О чём вы и предполагаете в вашем анализе коррупционных рисков. Как думаете, почему это всё продолжает развиваться, несмотря на очевидные потери для экономики и природы нашей страны?

НО: Как мне неофициально рассказывали, весь рынок был поделён несколькими дельцами. Они собирают птиц, формируют партии, организовывают проход через границу и зарабатывают на этом. По данным покойного Олега Белялова (орнитолог, фотограф и режиссёр – прим. ред.), в эту схему были замешаны и правоохранительные органы.

Бутик по продаже соколов, Катар (с) Н. Онгарбаев

В своём обзоре коррупционных рисков мы никого не обвиняем, но по нему видно, что без участия людей из КНБ и МВД этот бизнес просто невозможно организовать. Я слабо верю в то, что в Казахстане криминал такой сильный, что может через границу провозить птиц, минуя контроль со стороны КНБ, МВД, таможни и т.д. Скорее всего, там всё связано, схвачено, и именно поэтому за 30 лет ни одного заказчика не обнаружено. . И тут вполне уместно вспомнить фрагмент старого сатирического номера Евгения Леонова, где он говорит, что “кто что охраняет, тот то и имеет”.

Скорее всего, там всё связано, схвачено, и именно поэтому за 30 лет ни одного заказчика не обнаружено. . И тут вполне уместно вспомнить фрагмент старого сатирического номера Евгения Леонова, где он говорит, что “кто что охраняет, тот то и имеет”.

Более того, был прецедент, который тоже косвенно говорит о серьёзных проблемах в правоохранительных органах. Это, если не ошибаюсь, 2018 год, когда в Астане было задержано 23 белых кречета. Кречет — это не балобан, это более северная птица. У нас он не гнездится и даже на зимовке официально не отмечен. К нам он мог попасть только через государственную границу. 23 птицы — это очень приличная партия. Их как-то завезли. Перевозчика поймали. Скорее всего, “экспедитор” просто замешкался, и ситуация начала выходить из-под контроля и исполнителя, грубо говоря, «слили». По данным СМИ, ему дали условно и странным образом “простили” гибель почти всех 23 кречетов.

Важно другое — никто из прокуроров, следователей не задал вопрос: откуда птицы появились в Казахстане? Если мы сейчас попытаемся белого медведя вывезти из Казахстана в условно Узбекистан. Представьте, если ни один следователь не задаст вопрос: как он вообще появился в Казахстане? Вот так и кречет, тундровый вид, его здесь не должно быть. Поэтому для нас вопрос наличия схемы — принципиальный, и мы для себя его в таком ключе ставим. А гоняться за отдельными нарушителями я считаю бесполезным.

Если мы сейчас попытаемся белого медведя вывезти из Казахстана в условно Узбекистан. Представьте, если ни один следователь не задаст вопрос: как он вообще появился в Казахстане? Вот так и кречет, тундровый вид, его здесь не должно быть.

Самое главное понять, кто и где решает эти вопросы. И я примерно это понимаю. Теперь важно привлечь внимание президента к этой проблеме. Потому что, наверное, кроме него, ну, или администрации президента никто не сможет решить этот вопрос в комплексе.

Мы сделали запрос в Администрацию Президента с просьбой помочь в решении проблемы нелегального отлова и вывоза балобанов. Потому что по этому вопросу нет конкретного уполномоченного органа. Минэкологии не компетентен давать указания КНБ или МВД, то есть уровень нужен как минимум АП. Но АП спустила наш запрос в Минэкологии, Минэкологии спустили в Комитет лесного хозяйства и животного мира. И нам пришёл ответ от Комитета лесного хозяйства и животного мира, что… Ну, сами понимаете, какая там отписка. Потому что они даже теоретически не могут за эту проблему взяться.

Сейчас мы решили с другого бока подойти к этой проблеме. Есть криминальный канал, через который балобан уходит из Казахстана. Если государство не может закрыть этот канал, то может оно сможет “закачать” популяцию балобана обратно. В виде каких-то программ по восстановлению численности.

Сейчас мы апеллируем к государству с тем, что нужно иметь программу восстановления и развития казахстанских популяций балобана. И хотим склонить государство к тому, чтобы в качестве спонсоров для такой программы выступали арабские партнёры, которые морально всё-таки сопричастны к этой проблеме.

АВ: Что нужно сделать на государственном уровне прежде всего, чтобы остановить этот преступный промысел и защитить казахстанских балобанов? На последнем заседании Общественного совета при Минэкологии Казахстана вы предложили делать фото- или видеосъёмку крупных соколов, включая балобана, при их ввозе, вывозе или выпуске в дикую природу. Что это даст, и какие ещё действия будут наиболее эффективными?

НО: Такая фиксация — это, в первую очередь, возможность последующего контроля со стороны экспертов-зоологов, общественности. Сейчас, если мы захотим проанализировать все выпуски за последние 10 лет, очень сомневаюсь, что такая возможность у нас будет. Вряд ли с тех выпусков остались рабочие фото и видео. Возможно, есть какие-то рекламные фото- и видеоматериалы, где все радостные и довольные выпускают птиц. Но задача фиксации в другом.

Осмотр состояния подушек лап перед выпуском (с) А. Коваленко

Если птицы были конфискованы, то их сначала надо передерживать: убедиться, что они здоровые и упитанные. Но это ещё зависит от того, как долго птица содержалась в заточении: если несколько дней, то её, конечно, лучше сразу отпустить в месте вылова или характерного биотопа с наличием кормовой базы. Если птица задержалась у браконьеров на месяц, то перед выпуском нужно сначала внимательно изучить её состояние и подготовить к выпуску в дикую природу. Если нам важна репродуктивная ценность выпусков, то мы должны полностью отказаться от той практики, которая имеет место в настоящий момент и переходить на выпуск птенцов методом подсадки в жилые гнезда и методом хэкинга. Их большая эффективность доказана европейскими и российскими орнитологами.

Если птица задержалась у браконьеров на месяц, то перед выпуском нужно сначала внимательно изучить её состояние и подготовить к выпуску в дикую природу.

Перед выпуском надо выявить больных и гибридных птиц. Гибридных птиц можно определить с помощью генетического теста, но это очень дорого. Поэтому на месте нужен осмотр хорошим специалистом. А их в Казахстане почти нет. Есть Павел Пфандер, который организует соколиные шоу в Алматы, он из старой команды орнитологов. Он реально разбирается в птицах, различает их, но он не всегда может выехать. Есть ещё пара человек, которые могут это делать, но они, обычно, тоже заняты своими делами.

Мы сделали рекомендации по фотофиксации выпускаемых соколов, направили её в Институт зоологии и Комитет лесного хозяйства и животного мира. В ней описали детали, которые важны для фото- и видеофиксации. Это должна быть не просто фотосессия с участием птиц. Нужно зафиксировать ключевые параметры состояния птицы.

Насколько я понял, на последних выпусках присутствовали моменты некой субординации, когда арабские гости определяли формат работы приглашённых экспертов и орнитологов, разрешая им фотографировать птиц. А ведь нам нужно вести себя с ними как хозяева с гостями. Здесь есть важный психологический момент, когда ты приходишь как гость, которому разрешают фотографировать, или ты приходишь как представитель общественного или государственного контроля. Я не уверен, что текущая практика казахстанских органов СИТЕС это учитывает.

А ведь нам нужно вести себя с ними как хозяева с гостями. Здесь есть важный психологический момент, когда ты приходишь как гость, которому разрешают фотографировать, или ты приходишь как представитель общественного или государственного контроля.

На другом выпуске, в декабре 2021 года был уже и наш коллега Андрей Коваленко, и Игорь Шмыгалёв из питомника “Сункар”. Они сделали уже более подходящие и полезные фото. По представленным фотографиям было определено, что все 18 птиц были самками, что они не были больными и что с большой вероятностью это были не гибридные особи.

Выпуск балобанов, декабрь 2021 (с) А. Коваленко

Наша позиция такова: Казахстану нужно признать балобана национальным достоянием, а для его восстановления нужна масштабная программа действий. И такая программа должна курироваться, наверное, Администрацией Президента. Потому что это — про отношения с иностранцами, про координацию нескольких ведомств. Эта наша позиция подпитывается надеждой на то, что когда ответственные органы поймут, что речь идёт об огромных суммах, они задумаются и насчёт нелегальных схем, которые стоят за этими деньгами. Но как повлиять на эти нелегальные схемы?.. Наверное, только волевым решением главы государства, гласностью и постоянным информированием населения о фактах нарушения.

Когда ответственные органы поймут, что речь идёт об огромных суммах, они задумаются и насчёт нелегальных схем, которые стоят за этими деньгами.

АВ: Что могут сделать общественные организации и простые граждане для сохранения балобана?

НО: У меня есть несколько предложений.

Первое: перенять опыт других стран по работе общественных инспекторов. Такая практика есть в России, в её становлении там участвовал международный эксперт, сотрудничающий с нашим центром — Игорь Карякин. Вместе с местным населением они формировали группы общественных инспекторов. Молодые активисты помогали ловить браконьеров. У нас это вообще не проработано, и я считаю, что подобное нововведение принесло бы большую пользу. Насколько я знаю, браконьеры у нас не прячутся: как мне рассказывали, они в открытую, бравируя едут на вылов птиц. Для внедрения такой практики нужно была бы конечно большая информационная поддержка.

Браконьеры у нас не прячутся: как мне рассказывали, они в открытую, бравируя едут на вылов птиц.

Второе: это открытие горячей телефонной линии как канала для конфиденциального сообщения информации о нарушениях. В дополнение к этому во всех местах, где обитает балобан, нужно вывешивать информационные плакаты, что вылов балобана – это уголовная статья, что из-за этого его численность у нас снизилась на 90%… То есть и к совести взывать, и сообщать об ответственности. В каких-то случаях это наверняка сработает и кто-то сообщит, какой-нибудь обслуживающий персонал, который не участвует в этом промысле, но в курсе. Или если кто-то с кем-то не поделился… Так же это зачастую работает.

Третье: в процесс контроля за ввозом и вывозом вовлекать другие госорганы, чтобы цена вопроса увеличилась. Чтобы это решали не только таможенные и пограничные службы, но и, скажем, прокуратура и общественный совет. Любое изменение, которые предполагает усложнение и удорожание коррупционных решений, это тоже хорошая мера в борьбе с ними. Система сдержек и противовесов так и строится. Чем больше стейкхолдеров, тем лучше. В идеале, от общественности вообще ничего не должно скрываться.

Любое изменение, которые предполагает усложнение и удорожание коррупционных решений, это тоже хорошая мера в борьбе с ними.

Журналисты бы могли сыграть здесь важную роль. По идее, если журналисты-расследователи “вцепятся” в конкретный кейс: вот, поймали экспедитора, и журналисты узнают, кто следователь, кто прокурор, кто адвокат, то, вполне возможно, раскрутят этот клубок.

К примеру, тот случай конфискации 18 самок балобана. Я уверен, что за этим стоит хорошо организованная преступная группа. Потому что поймать 18 именно самок — это надо чётко организовать процесс информирования и вылова птиц. Насколько я люблю эту птицу и наблюдаю её в природе, но, чтобы встретить 18 самок в природе, это нужно очень сильно постараться. То есть это значит, что были задействованы профессиональные ловцы, имелись подходящие пункты передержки и всё было подкреплено большими деньгами. И если бы кто-то мог взяться за расследование этого кейса, то мы бы как общественный фонд могли бы поддержать такое расследование.

ПОДЕЛИТЬСЯ / SHARE THIS
Posted in интервью

Related Posts